Отложенная гратификация и Стэнфордский зефирный эксперимент

Следующая цитата, которая тоже на мой взгляд весьма интересна: "– Вы слышали выражение «delayed gratification»? Или «отложенная гратификация»? – Может и слышала, – ответила Таня. – Звучит знакомо. Но я уже забыла. – Я напомню тогда. Это понятие связано с так называемым «Stanford Marshmallow experiment», или, говоря по-русски, «Стэнфордским зефирным экспериментом». Слышали? Таня пожала плечами. – На самом деле это целая серия экспериментов, обширная и очень долгая. Но первоначальный концепт был простым. Детям лет шести предлагали выбор – съесть одну пастилку прямо сейчас или две пастилки через пятнадцать минут. Сладости могли быть и другими, зефир тут не важен. Важным было предложение отложить удовольствие, чтобы потом получить больше. В шесть лет на подобное решиться не так просто. Некоторые дети соглашались, другие нет. Образовалось две группы. – Можно догадаться, – сказала Таня, – что две группы будет. Чего удивительного. – Тут – ничего. Удивительное было дальше. Эти эксперименты ставили в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века. А потом проследили жизненный путь участников. Вплоть до нашего времени. – И что? – Оказалось, – продолжал Дамиан, – что группа отложенной гратификации, то есть детки, согласившиеся подождать второй пастилки, по всем жизненным показателям обошли тех, кто выбрал одну пастилку сразу. И по образованию, и по доходу, и даже по индексу здоровья. – Это тоже понятно, – сказала Таня. – Я так и предположила бы. И что дальше? – А то, – ответил Дамиан, – что группу отложенной гратификации можно тоже поделить. На тех, кто заберет две пастилки через пятнадцать минут – и тех, кто согласится ждать полчаса за четыре пастилки. И так далее. В конце концов окончательными чемпионами окажутся самые терпеливые дети. Те, кто ждал не пятнадцать минут, а пятнадцать лет… Отложенная гратификация дает огромную силу тому, кто ее практикует. Без преувеличения можно сказать, что на ней зиждется вся великая протестантская цивилизация. Но… Подняв палец, Дамиан сделал картинную паузу. – Но теневая сторона здесь тоже есть. У окончательных чемпионов далеко не все так хорошо, как кажется. В сказках разных народов существует архетип богача в рваной одежде, который получает удовольствие только от того, что спускается в подвалы и глядит на свое золото… – Знаю, – сказала Таня. – Скупой рыцарь у Пушкина. – Да, именно. Такой канонический скупердяй в лохмотьях сегодня встречается редко. У настоящего скупого рыцаря будет и яхта, и шато на Лазурном берегу, и самолет. Это символы успеха, и они необходимы для бизнеса. Не будет только одного – внутренней радости от обладания ими. За годы самоограничения у него пропал вкус к сладкому, и пастилки не доставляют ему радости. Совсем. Понимаете? – Ага, – усмехнулась Таня. – Понимаю, куда вы клоните. Копил на коронки, пока зубы не выпали. – Примерно. Победа в битве за счастье формально одержана, но субъект счастья – малыш, решивший подождать и съесть сразу сто пастилок – стал ее жертвой. От его лица теперь действует группа юристов по доверенности. Они сдают и принимают тонны пастилок, а счастье… Где оно? Таня тихонько вздохнула. – И тогда, – продолжал Дамиан, – скупой рыцарь строит машину времени. Он возвращается в то время, где малыш был жив – и заваливает его пастилками… Вы улавливаете мою мысль? Таня даже покраснела. – Вы не поверите, – сказала она, – но я совсем недавно думала про это практически теми же словами. Вот про машину времени точно думала… И вы считаете, что Федор Семенович хочет… – Да. Он хочет вернуться к чему-то очень для него важному. И это связано с вами. - Но зачем ему? Ведь Федя может что угодно себе… – Вы знаете, не все. Далеко не все в мире можно купить, нанять и так далее, если вы это имеете в виду. Человеческая сфера влечения – область хрупкая и непостижимая. Если вы надломите молоденькое деревце, оно так и вырастет кривым. Так и человек. Есть целые научные школы, целые армии дорогих аналитиков и психотерапевтов, обслуживающие богатых, но несчастных людей. Они изучают каждый чих, каждый синяк, каждую детскую обиду своих клиентов – ибо все это до сих пор релевантно и важно. – То есть вы хотите сказать, – заволновалась Таня, – Федя меня потому увидеть хочет, что ему психотерапевты прописали? – Нет, что вы. Я совсем не это хочу сказать. Я хочу сказать, что стремление взрослого богатого мужчины вернуться в юность или детство, чтобы подлечить свою судьбу – это не какой-то бзик, не экзотика и редкость, а очень распространенное явление, укорененное в самой природе человеческой психики. Настолько распространенное, что на нем даже паразитируют всякие дипломированные умники. Таня вспомнила про свои пробковые vision boards – но решила о них не говорить. – Это, – продолжал Дамиан, – последний шанс судьбы. Вспомнить несбывшееся и сделать так, чтобы оно сбылось хоть как-то. Понимаете? Таня еле заметно кивнула. – Не буду строить никаких конкретных предположений, но полагаю, что Федор Семенович хочет вернуться к вам за своей порцией упущенного счастья… Никто в целом мире не поможет ему в этом, кроме вас. Но здесь начинается запретная территория, и продолжать разговор с моей стороны будет нескромно. Тем более что вы, Таня, все понимаете сами…" В. Пелевин "Тайные виды с горы Фудзи" Всем нам так или иначе приходится откладывать удовольствие, хотя бы просто для того, чтобы вписаться в социум. Ты хочешь гулять, но нужно слушать учителя - это уже отложенное удовольствие от прогулки. И возможно, что надолго. На первый взгляд, действительно всё просто: счастье обменивается на успех в обществе. И каждый выбирает для себя примерно свой баланс. Но... Пелевин не был бы Пелевином, если бы эта тема не переплеталась бы с остальными темами в этой книге, а она очень органично вплетена. Федя хочет счастья и готов отдать за это любые деньги, которые по сути сейчас являются стандартным мерилом успеха в обществе. То есть сделать этот выбор обратно, теперь в сторону счастья. Но это уже невозможно. Как бы точно не воссоздать ситуацию (запустить машину времени), участвовать в ней будет новый Федя, которому нужна уже не пастилка, а нечто совершенно другое, но он пытается получить ту самую пастилку. Таким образом, он пребывает в прошлом, в созданном нарративе, где счастье только отголосок от настоящего счастья реального мира в моменте. И весьма символично, что по книге он после этого эпизода ничего особенного не испытывает, кроме вины за своё поведение. И не должен. Стремление получить такие пастилки и их получение лишь ещё больше укрепляют нарратив (кастанедовскими словами, личную историю) и отдаляют от пребывания в настоящем (контакта с нагуалем). Куда логичнее, исходя из этого эксперимента, просто прямо сейчас перестать питаться тысячами отложенных пастилок и сделать выбор в пользу того, чтобы-таки съесть пастилку, которую хочешь сейчас, а не откладывать её на потом. Проблема лишь в том, что в таких случаях уже напрочь отрофируются собственные хотелки и ты принимаешь за своё желание то, что вроде как должен хотеть, все эти тысячи пастилок, самыми ценными из которых являются первые пастилки, для нахождения которых нужны "целые армии дорогих аналитиков и психотерапевтов"...